Трезвая Бетти. Часть 2

Наиболее очевидной причиной беспокойства о своих сотоварищах по лечению от алкоголизма является то, что они становятся зеркалом собственного выздоровления. Если у них это не получается, то как же я смогу?

*

Когда программа лечения рассчитана на четыре недели, ваша первая задача перестать пить, а потом уже вы долж­ны найти аргументы для того, чтобы оставаться трезвен­ником. Я чувствую себя лучше, моя жизнь стала полнее, вино не притягивает меня. Вы говорите эти слова, но ваше понимание всего их смысла еще далеко от совершенства. Но лечение, каким бы долгим оно ни было, это только первый хороший кратковременный удар среди других при­емов, способных удержать вас и не дать повернуть назад.

*

Истинная воздержанность достигается значительно медленнее. Истинная воздержанность — это свобода, а не напряжение до боли в суставах в течение двадцати четы­рех часов в сутки — выпить или не выпить, принять или не принять.

Истинная воздержанность — это жизнь по программе, которая помогает сдерживать свои эмоции таким образом, что они не приводят к неприятностям. Когда я вернулась домой из морского госпиталя, мне было далеко до этого. Но я оставалась трезвой, начала правильно питаться и делать упражнения. И начинала снова ощущать себя счастливой.

*

Я должна была научиться понимать, что со мной все в порядке и мне не нужно быть абсолютно безупречной, лучше других,— ведь быть второй, а не первой тоже хо­рошо!

*

…когда я беседую с больными в Цент­ре — а я часто беседую с больными вместе с членами их семей,— я говорю: «Не гонитесь за другими, вы все еще очень хрупкие, и еще слишком рано пытаться жить, как все остальные». Человек, который только что начал выздо­равливать, несет сам за себя ответственность, и члены семьи должны понимать, что им не следует пытаться уп­равлять алкоголиком — им все равно управлять невозмож­но. Это ужасно важно.

Из-за своей хрупкости и незащищенности вы иногда теряете чувство юмора. Первое лето после лечения мы, как обычно, проводили в Вэйле, а так как я не могла поль­зоваться лекарствами, то принимала горячие души, комп­рессы, электрофизиотерапию и многое другое, чтобы снять мышечные спазмы. Однажды, когда я лежала с горячим компрессом, я вдруг увидела мышонка, который выбежал из норки, обежал комнату кругом и скрылся за телевизо­ром. Я боялась, что он заденет провод и его ударит электричеством, но ему повезло, и он снова убежал в свою норку.

В первый день, когда я его увидела, я больше о нем и не вспомнила. Мы ходили в горы, в лес, вокруг нас было много всяких существ. Но этот малыш, очевидно, пришел домой и рассказал своей драгоценной, что в моей спальне все в порядке, и на следующий день они появились вместе. Когда на другой день я пришла на обед, то сказала му­жу и домоправителю: «Вы знаете, что у нас мыши? Они вылезают из норки, бегают по комнате, за телевизор, по занавескам, а потом снова убегают в норку». Джерри повернулся к эконому. «Джон,— сказал он,— она, может быть, снова выпила».

Я сжала губы и была горда собой, потому что думала, как это прекрасно, что не вцепилась ему в лицо в присут­ствии Джона. Но позднее, когда мы были одни, я расска­зала ему, что чувствовала. «Я знаю, что ты ребячился, но ты не представляешь, как еще свежа моя рана. Поэтому прошу тебя, не говори мне ничего подобного, особенно в присутствии других людей. Потому что это очень тяжело».

*

Мы очень сентиментальны в период выздоровления. И нам не нравится, когда нам начинают покровительствовать. Иногда в самолете сопровождающие в полете, зная мою историю, убирают мой бокал, не спрашивая даже, хочу я вина или нет. В ранний период моей трезвости это очень раздражало меня. Стюардесса старается быть вниматель­ной, но это не приносит никакой пользы. По существу, тому, кто недавно перестал пить, неприятно, если ему об этом напоминают. Лучше сказать: «Это ваше решение, вы вправе пить или не пить, и только вы сами можете сде­лать свой выбор».

*

У нас были гости из Вашинг­тона, они сидели в гостиной и говорили: «Бетти, вы просто не можете быть алкоголичкой. О, конечно, мы все немного выпиваем, но вы же всегда возвращаетесь домой в прилич­ном виде». Или: «Бетти, у вас никогда не было такой проблемы, я никогда не замечала, чтобы вы были вне себя». Мне стоило больших усилий сидеть там и говорить: «Я знаю, что вы никогда не видели меня, когда я была вне себя». Потому что я никогда никому не позволяла видеть себя в неприличном виде.

Джерри (Джеральд Форд, 38-й президент США — прим. Ю.У.) тоже не помогал мне. Он, бывало, говорил: «Ну, видите ли, у нее никогда не было неприятностей с ал­коголем, до тех пор пока она не запуталась в этих таб­летках». Для меня было опасно слушать такие разговоры. Я должна была отбрасывать их и бежать в свои группы поддержки. Потому что голос сирены шептал мне: «Ты никогда не была алкоголиком». Я была похожа на девушку, которая «чуть-чуть беременная». В моем понятии если я и была алкоголичкой, то только чуть-чуть.

*

В маленькой черной книжке, которую я теперь высоко ценю, я обнаружила очень важное указание. Там говорилось, что существуют два дня, которые не должны беспокоить. Один из них — вчерашний, потому что он уже прошел и мы не можем пережить его снова. Другой — завтрашний, потому что мы не знаем, что он с собой принесет. Сегодня — это все, что у нас есть, и мы должны сделать именно этот день наилучшим. Сначала я понимала все настолько в буквальном значении, что это звучало для меня лишенным смысла. «Это совершенно невозможно,— думала я.— Если я собираюсь завтра кого-то навестить, то должна побеспокоиться о том, чтобы преду­предить людей, должна планировать заранее. Я не пони­маю этой программы».

Теперь я понимаю. Планируйте, но не пытайтесь пре­дугадать, чем обернутся эти планы. Живите настоящим, живите этой минутой. Вам только кажется, что вы можете контролировать будущие события. Вы можете случайно ос­тупиться на краю тротуара, попасть под машину и никогда не осуществить свои планы, поэтому лучше оставить буду­щее Богу и положиться на него.

*

Я была вне себя от волнения и возбужденного состоя­ния ума и тела. Ужасно хотелось принять какой-нибудь транквилизатор, таблетку, потому что это была единствен­ная вещь, по моему мнению, которая могла помочь. Тут я вспомнила, что доктор Перш говорил нам на лекции, что таблетка транквилизатора обладает таким же эффектом, как пара рюмок мартини.

К тому времени Джерри еще пил мартини, и графин уже принесли в нашу комнату. Он стоял на сервировоч­ном столике с кувшином льда и парой стаканов. Это был большой графин, и я знала: если я возьму маленький ста­канчик из ванной комнаты и наполню его на одну треть, никто не заметит, что вина поубавилось. А я бы стала спо­койной и хладнокровной и была бы способна приветствовать и принимать наших важных гостей. Никто бы ничего не знал. Но я бы знала. Честность означает прежде все­го честность перед самим собой.

Я не выпила мартини. А вечер прошел прекрасно. Я по­няла, что могу обойтись без старой подпорки. Рост и раз­витие такого понимания и означают рост и развитие воз­держанности. Воздержанность развивается так же, как ал­коголизм. Одно это событие дало мне силы спокойно смотреть в лицо многим другим.

*

Репортеры всегда спрашивают, тянет ли меня время от времени к таблеткам или выпивке. Конечно, тянет. Мне нравилось спиртное, оно давало мне ощущение тепла. И я любила таблетки, они снимали напряжение и боль. Поэто­му я должна всегда, до последнего дня жизни, помнить, что я не победила эту болезнь и до самой смерти все еще должна выздоравливать.